Еще раз подчеркну, что риторика речи является частью ее смысла. Чувства, которые речь несет в себе, – это не просто какие-то абстрактные эмоции, направленные на конституционные принципы. Образы и нарративы, задействованные в этой речи, ритмичные интонации языка, емкие и запоминающиеся фразы оживляют моральные принципы. Было отмечено, что временами речь льется словно музыка, а ее интонации стремятся к ритмам гимна[365]. Как и Геттисбергская речь, она легко запоминается детьми, формируя в них глубочайшие образы, а затем и воспоминания о том, чем является их нация. Произносимая в школах темнокожими и белыми детьми вместе, она напоминает им об истории, боли и борьбе, а также о доказательствах того, что уважение, любовь и подлинная стойкость могут преодолеть боль. Повторюсь, она формирует патриотизм, проливающий свет на события: речь выдвигает общие идеалы и использует их для критики исторических ошибок.
Эта речь, как и Геттисбергская, заканчивается на подчеркнуто универсалистской ноте: «…сделаем все, что поможет нам достичь и сохранить справедливый и долговечный мир между нами и всеми другими нациями». Линкольн в очередной раз конструирует тип национальной любви, которая не является воинственной по отношению к другим нациям, но стремится к будущему всеобщего мира и справедливости. Это и неудивительно, потому что, когда национальная любовь сосредоточена на идеалах равенства граждан и человеческого достоинства, она может легко привести к борьбе за эти идеалы повсюду. Уважение и открытость действительно являются условиями справедливого и устойчивого мира.
«Прокламация об освобождении рабов» была подписана в 1863 году. Сто лет спустя ее обещание не было выполнено. Великая речь «Есть у меня мечта» Мартина Лютера Кинга – младшего, произнесенная в Вашингтоне, округ Колумбия, 28 августа 1963 года, является еще одним основополагающим документом американского образования. И все юные американцы слышали ее тысячи раз с трогательными интонациями необыкновенного голоса Кинга в национальный праздник, посвященный его памяти. Никто не мог бы усомниться в том, что эта речь – шедевр риторики и что ее достижения выходят далеко за рамки абстрактных чувств, которые она выражает. Ее возвышенные образы свободы и религиозного откровения, ее музыкальные интонации – все это, так сказать, придает крылья общим идеям свободы, достоинства, открытости и ненасилия, изобретательно заставляя людей думать, что эти идеалы касаются их и принадлежат им.
Давайте теперь посмотрим, как Кинг обращается к истории и традициям нации, формирует чувства, связанные с идеей Америки, которые (опять же) являются критическими и позволяющими понять историю, и использует ценные общие идеалы прошлого, чтобы резко раскритиковать несправедливое настоящее:
Столетие назад Авраам Линкольн – великий американец, тень памятника которому символически осеняет нас сейчас, подписал Прокламацию об освобождении. Этот знаменательный документ стал лучом надежды для миллионов негров-рабов, задыхающихся под бременем иссушающей и опаляющей несправедливости…
Но сейчас, сто лет спустя, мы оказались перед лицом того трагического факта, что негритянский народ все еще лишен свободы. Сто лет спустя жизнь негров все еще окутана цепями сегрегации и дискриминации. ‹…› Вот почему мы пришли сюда сегодня, чтобы привлечь внимание к этому ужасному положению.
В каком-то смысле мы собрались в столице нашей страны, чтобы предъявить к оплате наш чек. Когда основатели нашего государства начертали величественные слова конституции и Декларации независимости, они выдали народу своего рода чек, на который имел право каждый американец. Это было обязательство, гарантирующее людям неотъемлемое право на жизнь, свободу и стремление к счастью.
Сегодня всем ясно, что Америка нарушила свои обязательства, по крайней мере в отношении своих цветных граждан. Вместо того чтобы честно соблюдать это священное обязательство, она выдала негритянскому народу фальшивый чек, который был возвращен ему с пометкой «недостаточно гарантирован». Но мы отказываемся признать, что банк справедливости в нашей стране потерпел банкротство. Мы отказываемся верить в то, что огромные возможности, имеющиеся у нашей страны, исчерпаны…
Но я должен сказать кое-что и своему народу, приблизившемуся к порогу царства справедливости. В борьбе за завоевание причитающегося нам по праву положения мы не должны оказаться виновными в каких-либо дурных поступках. Мы не должны утолять свою жажду свободы из чаши горечи и ненависти. Мы всегда должны вести борьбу с высоким чувством достоинства и дисциплины. Наш активный протест не должен опускаться до физического насилия. На грубую физическую силу мы снова и снова должны отвечать величием своего духа.
[После раздела с пророческой фразой «У меня есть мечта»]
[И наступит день – наступит тот день, когда все дети Божьи вложат новый смысл в слова песни:
Моя страна, земля свободы, пою я о тебе,
Моя страна с могилами отцов, тобой гордятся праотцы,
Пусть гимн свободе зазвучит с каждых горных склонов, пусть он звучит!..]
…И если Америка должна быть великой страной, эта мечта должна стать явью.
Так пусть же гимн свободе зазвучит с холмов Нью-Гемпшира.
Пусть звучит он с холмов и возвышенностей Нью-Йорка!
Пусть звучит он с элегантных Аллеганских гор, что в Пенсильвании.
Пусть звучит он со снежных скал Колорадо и фигурных склонов Калифорнии!
Но не только оттуда: пусть звучит он и со скалистых гор Джорджии!
Пусть звучит он с горы Лукаут, что в Теннеси.
Пусть гимн свободы звучит со всех холмов и кочек Миссисипи, со всех склонов без исключения.
И когда это случится, когда мы позволим свободе звучать со всех сторон и сел, всех городов и штатов, тогда приблизим день, когда все дети Божьи – черные и белые, иудеи и язычники, протестанты и католики – взявшись за руки пропоют слова из старого церковного гимна:
Свободны наконец! Мы свободны наконец!
Благодарим тебя, Господь Всемогущий, мы свободны наконец!
Речь начинается с намека на Геттисбергскую речь, выставляя себя в качестве ее следующей главы. Точно так же как Линкольн усматривал в основании Соединенных Штатов тот момент, когда была дана клятва верности идеалам, которые, согласно его переосмыслению, испытывают серьезную угрозу, – так и Кинг видит в освобождении рабов Линкольном обязательство, которое все еще не исполнено. Он использует очень приземленный и очень американский образ для изображения этой неудачи: нация выдала темнокожим людям фальшивый чек, который вернулся с пометкой «недостаточно гарантирован». Этот настойчивый призыв к финансовой честности также особым образом намекает на Америку, поскольку американцы так любят думать, что им присуща эта добродетель. Это способ привлечь белых слушателей его речи, намекая на ценность, которую они, как можно ожидать, разделят с афроамериканцами. Они тоже являются частью Америки; так Кинг создает единое «мы», одновременно поощряя разных слушателей его речи реагировать по-разному.
На протяжении всей речи Кинга лейтмотивом звучит тема безотлагательности: «жаркое лето законного недовольства негров» (англ. – «This sweltering summer of the Negro’s legitimate discontent…») означает, что в Америке не будет мира, пока справедливость не восторжествует. И этим намеком на злые помыслы Ричарда III[366] (англ. – «The winter of our discontent…») он вдохновляет на то, что он описал: законный, оправданный гнев по поводу зла, причиненного американским расизмом. Но в то же время он воспитывает в своих последователях сдержанный патриотизм и критическое отношение к насилию: они должны – в духе Ганди – достичь морального превосходства, отказавшись от насильственных действий. Подобно Ганди, который был его главным вдохновителем, он возвышает ненасилие, делая его «величавым», а насилие – отвратительным. В то же время, как и Линкольн, Кинг призывает к установлению доверия между расами, напоминая своим последователям, что многие белые люди сейчас здесь и готовы вместе бороться за справедливость: «Мы не можем шагать в одиночестве». Культивируя надежду и доверие, наряду с законным гневом и настойчивой критикой, он ослабляет стремление к насилию.
Пророческий раздел речи «Есть у меня мечта», столь хорошо известный, занимает центральное место в построении образа будущей Америки, в которой все могут объединиться на условиях равенства. Но сразу же после этого видения новой Америки Кинг возвращается к национальной памяти и национальной традиции, цитируя знаменитую песню «Америка», или «Страна моя, родной свободы край». Очень примечательно, что он говорит после этого: «И если Америка должна быть великой страной, эта мечта должна стать явью». Другими словами, песня, которую люди обычно самодовольно поют, будто бы она описывает реальное положение дел, на самом деле пророческая, и ее слова о свободе должны сбыться благодаря решительным действиям во имя справедливости. Таким образом даже эта самодовольная песня превращается в упражнение для критических способностей.