Следующий раздел речи вполне можно описать на языке джаза, как многократно повторяющуюся музыкальную фразу, поскольку Кинг призывает свободу звучать сразу из нескольких регионов. Что это означает? Несколько очень интересных вещей. Во-первых, образ Америки становится конкретным и физическим благодаря тому, что он связан с хорошо известными особенностями географии. Во-вторых, сама география морализируется: холмы Нью-Йорка теперь не просто холмы, это место свободы. В-третьих, тело нации персонифицируется чувственным, даже сексуальным, образом: «элегантные Аллеганские горы», «фигурные склоны». (Так, призывы к отвращению, столь распространенные в пагубном виде патриотизма, сменяются принятием чувственного, напоминающего о поэзии Уолта Уитмена.) Но также он намекает на то, что близок конец Гражданской войны, поскольку Кинг призывает свободу звучать в том числе из южных регионов. В манере, напоминающей Вторую инаугурационную речь Линкольна, Кинг выражает милосердие ко всем, не обрушивая ни на кого злобу. Нотка лукавого юмора в его речи («Пусть гимн свободы звучит со всех холмов и кочек Миссисипи, со всех склонов без исключения») напоминает о том, что плохое поведение не было забыто. Кинг таким образом избегает двусмысленности Линкольна в отношении вины за плохие поступки. Однако оправданное негодование преодолевается приливом радости, который вызывает нация будущего.
Как и Линкольн, Кинг заканчивает на глобальной ноте: победа единства в Америке приблизит «тот день, когда все дети Божьи» насладятся свободой. Так критический патриотизм естественным образом сливается со стремлением к глобальной справедливости и всеобъемлющей человеческой любви.
Линкольн и Кинг выражают глубокую любовь к Америке и гордость за ее высшие идеалы, вдохновляя на это других. Однако делают они это, формируя вдохновляющий нарратив об Америке, выдвигая на первый план лучшие ценности, которым – как можно считать – преданна Америка. Вместе с тем они глубоко и явно критикуют Америку за то, что она не смогла соответствовать своим идеалам. У обоих звучит мотив критического, но все же обнадеживающего обновления этой преданности. Эти речи, похоже, созданы для критической педагогики, поскольку они естественным образом ставят вопросы для обсуждения в классе: где Америка ошиблась? Какие есть хорошие способы реализовать мечты, заложенные в национальных идеалах? Как даже сегодня мы серьезно отстаем от обещаний, имеющихся в наших учредительных документах?
Случай с Индией интересен с точки зрения того, как появляются новые нации. Нет никаких канонических документов или традиций, никаких воспоминаний (по крайней мере, никаких общих и канонических воспоминаний) о давно прошедшей борьбе, которые могли бы вызывать у всех согласие и общие чувства. Действительно, по сей день продолжается борьба за надлежащий образ нации и ее историю, поскольку правые индуисты стремятся изобразить историю страны как историю отношений мирно живущих коренных индуистов и чужеземных захватчиков – сначала мусульман, а затем (британских) христиан[367]. Ганди и Неру, стремившимся создать образ плюралистичной Индии, объединенной преданностью действительно общей истории борьбы за самоуправление и общей преданностью народу, пришлось пережить тяжелую битву. Колониальное угнетение породило у многих сильное желание совершать поступки, наполненные маскулинной агрессией, в попытке противостоять предполагаемому унижению установлением беспощадного господства. Следовательно, борьба Ганди и Неру включала в себя не просто набор идеалов, которые противостояли другим, более исключающим идеалам, но и концепцию подлинной маскулинности и сильного патриотизма, с которыми спорила более воинственная форма патриотизма.
Это соперничество идеалов наглядно иллюстрируется продолжающимися спорами о том, какая из двух песен должна стать национальным гимном Индии. «Джанаганамана» отрицается правыми индуистами как слишком объединяющая всех и недостаточно воинственная. Они предпочитают «Ванде Матарам» Банкима, в которой поощряются воинственная агрессия, некритическая преданность и индуистская концепция индийской идентичности. Как я утверждала в четвертой главе, «Джанаганамана» культивирует чувственный и страстный патриотизм, который в то же время является нравственным и в высшей степени всеобъемлющим и близким к критическом духу[368].
Одновременно с этим идут дебаты об индийском флаге. Официальный государственный флаг был разработан Ганди и Неру и принят на заседании Учредительного собрания в июле 1947 года, незадолго до обретения независимости. Флаг ориентировался на более раннюю версию флага Индийского национального конгресса. В центре его находится колесо закона – символ, связанный с буддийским императором Ашокой, любимой исторической фигурой Неру, поскольку этот император поощрял религиозную терпимость и дух братства. Это символ религиозной открытости, ненасилия и верховенства закона над фракциями и сектами. Если флаг может указывать на критический дух, то индийский флаг именно это и делает. Цвета флага тоже имеют значение. Шафрановый цвет символизирует смелость; белый олицетворяет истину и чистоту (ключевой момент в переосмыслении индуизма, предпринятом Ганди); зеленый цвет означает мир и процветание. Связь этих трех цветов предполагает, что мужество и самопожертвование должны быть совместимы с истиной учения Ганди (то есть с включением всех граждан в качестве равных), а также с целью мира и процветания для всех. Не менее важным является и закон, касающийся материала, из которого должен быть сделан флаг: он должен быть сделан из кхади, то есть сотканной вручную ткани. Так Ганди критикует касты и классы, поскольку в его движении ручное прядение символизировало отказ от элитарности и привилегий и готовность устроить свой быт вслед за бытом бедняков. (Когда дочь Неру, Индира, вышла замуж в сари из кхади – это был важный жест материального равенства.) Право на производство флага принадлежит Комиссии по развитию кхади и деревенской промышленности. Эти законы проливают дополнительный свет на колесо в центре флага: наряду с законом и правом, колесо отсылает к чарке, то есть к прялке, Ганди как к мощному символу равного человеческого достоинства.
Флаг, предпочитаемый правыми индуистами, – это шафрановое знамя махараштрийского героя XVIII века Шиваджи, который организовал добившееся временного успеха восстание против мусульманского правления. Кроме шафранового цвета на флаге нет никакого другого цвета или изображения. То есть ими была взята часть национального флага, символизирующая смелость без правды, мира, закона и равенства. Это агрессивный и исключающий символ – символ, который говорит о том, что индуисты отомстят за века унижения и захватят власть, подчиняя других. И этот символ тесно связан с клятвой верности, которую ежедневно приносят члены Раштрия сваямсевак сангх (РСС, Союза добровольных слуг родины), когда поднимают шафрановое знамя: «Я приношу клятву, что всегда буду защищать чистоту индуистской религии и чистоту индуистской культуры во имя величайшего прогресса индуистской нации. Я стал частью РСС. Я буду исполнять свой долг перед РСС с предельной искренностью и бескорыстием, отдавая все свое тело, душу и ресурсы. И я буду хранить эту клятву до конца своих дней. Победу Матери Индии»[369]. В патриотизме, порожденном шафрановым флагом, намеренно замалчиваются критические способности. «Мы поклоняемся нашему шафрановому флагу как нашему гуру», – молодые вожаки подразделений РСС рассказывают режиссеру Лалит Вачани. Обращаясь к флагу, они говорят: «Мы преклоняемся перед тобой, мы готовы служить твоему делу».
Флаги обычно воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, и все же они обладают мощной, хотя часто и невысказанной, эмоциональной силой. Правые индуисты ясно и страстно ассоциируют шафрановое знамя с нацией неравных, с идей «чистоты» индуистской культуры, свободной от примеси «чужеродных» религий и культур и с отречением от критического духа в пользу духа подчинения и групповой солидарности. Действующий индийский флаг, хотя и более эмоционально сдержанный, тем не менее является мощным символом совершенно иного рода. Когда граждане испытывают гордость за него (особенно когда они вместе поют национальный гимн), они становятся частью религиозно открытой плюралистичной нации, сила которой черпается из многих культурных, региональных и этнических источников. Все граждане при этом объединены политическими принципами и верховенством закона.