— И?
— Мне не нужны выборы, — повторил с нажимом Помпей. — Пусть Клелий посмотрит, что тут можно сделать. Милон все еще хочет стать консулом, и, если он добьется успеха, с ним будет не сладить. А мы совсем не хотим, чтобы в Риме истребили всех Клавдиев, так ведь, Бурса?
Планк Бурса громко прокашлялся.
— Осмелюсь посоветовать, Магн. Тебе надо бы окружить себя очень сильной и до зубов вооруженной охраной. И пустить слух, что Милон тебе угрожал. Что якобы ты боишься сделаться очередной его жертвой.
— Отличная мысль! — воскликнул довольный Помпей.
— Рано или поздно Милона осудят, — продолжил Бурса.
— Определенно. Но… не сейчас. Подождем и посмотрим, что будет, когда вхолостую сработает второй интеррекс.
К концу января закончились полномочия второго интеррекса, их взял на себя третий патриций. Волнения в Риме приобрели столь грозный размах, что даже в четверти мили от Форума все конторы и лавки были закрыты. Служащие и приказчики боялись выходить на работу, что привело к увольнениям и подлило масла в огонь. А Помпей, вроде бы обязанный заботиться о государственной безопасности, лишь разводил руками, широко раскрывая некогда голубые глаза. Да, в Риме сейчас неспокойно, но ведь революции нет. И значит, вся власть должна быть сосредоточена в руках интеррекса.
— Он метит в диктаторы, — сказал Метелл Сципион. — Он об этом не говорит, но думает, это точно.
— Этого нельзя допустить, — отрезал Катон.
— Этого и не будет, — спокойно заверил его Бибул. — Мы успокоим Помпея. А потом займемся Цезарем. Нашим настоящим врагом.
Врагом, который вдруг грубо вторгся в безоблачный мир Помпея. В последний день января тот получил из Равенны письмо.
Я только что узнал о смерти Публия Клодия, Магн. Это ужасно. Это более чем ужасно. К чему идет Рим? Ты должен незамедлительно окружить себя верной охраной. Дело дошло до крайностей, под удар подпадает любой, а ты — в первую очередь и по многим причинам, которых мне нет надобности перечислять.
Мой дорогой Магн, у меня к тебе есть три дела. Первое: как сообщают мне мои осведомители, ты уже лично просил Цицерона повлиять на Целия, заставить его перестать причинять тебе неприятности и поддерживать Милона. Я был бы благодарен тебе, если бы ты попросил Цицерона приехать в Равенну. Здесь замечательный климат, он отдохнет, поймет, что нас двое, и заставит Целия замолчать.
Второе дело достаточно деликатного свойства. Мы с тобой дружим почти восемь лет. Шесть из них ты провел в обществе нашей любимицы Юлии, но вот уже семнадцать месяцев ее нет с нами. Срок достаточный, чтобы смириться с потерей и, как бы она ни была для нас тяжела, начать устраивать дальнейшую жизнь. Может быть, пришло время подумать об укреплении наших с тобой отношений через новые брачные узы. Это лучший способ показать Риму, что мы заодно. Я уже переговорил с Луцием Пизоном. Тот будет счастлив, если я разведусь с его дочерью, выделив ей приличное состояние. Бедняжка Кальпурния полностью замкнута в женском мирке Domus Publica и ни с кем не видится с тех пор, как моя мать умерла. Ей следует дать возможность найти хорошего мужа, пока она молода. С возрастом женщине все труднее найти себе подходящую пару. Фабия и Долабелла тому пример.
Я понимаю, что твоя дочь Помпея несчастлива с Фаустом Суллой, особенно с тех пор, как его сестра-близнец Фауста вышла замуж за Милона. После смерти Публия Клодия Помпея вынуждена общаться с людьми, которые ей сильно не по нраву. Я бы посоветовал ей развестись с Фаустом Суллой и выйти замуж за меня. Как ты мог убедиться, я благопристойный и разумный муж при условии, что моя жена будет вне подозрений. В дорогой Помпее есть все, чего я желал бы найти в жене.
А теперь о тебе, вдовеющем уже около полутора лет. Я очень хотел бы иметь еще одну дочь, чтобы предложить ее тебе в жены! К сожалению, второй дочери у меня нет. Есть племянница, Атия, но, когда я снесся с Филиппом, пытаясь выяснить, как он отнесется к предложению развестись с ней, ответ был отрицательным, ибо Атия, по его мнению, — драгоценнейший перл. Если бы существовала еще одна Атия, я бы забросил свою сеть и туда, но, увы, счет моим племянницам не идет далее единицы. У нее, правда, имеется дочь от покойного Гая Октавия, но Цезарю и тут не везет. Малышке Октавии всего тринадцать. Однако Гай Октавий оставил после себя еще одну дочь от Анхарии, своей прежней жены, и эта Октавия уже вошла в брачную пору. Она из почтенного рода Октавиев из южной части Лация, а в некоторых ветвях этой семьи имелись консулы и преторы, да ты и сам о том знаешь. И Филипп, и Атия будут рады отдать эту свою родственницу тебе.
Пожалуйста, обдумай мое предложение, Магн. Ты очень нравился мне как зять! Так почему бы и мне, в свою очередь, не побыть твоим зятем? Уверен, я тоже буду неплох в этой роли.
Третье дело попроще. Мое губернаторство в обеих Галлиях и Иллирии закончится месяца за четыре до консульских выборов, на которых я намерен выставить свою кандидатуру повторно. Поскольку мы оба с тобой не раз подвергались нападкам со стороны boni, я не хочу давать им возможности снова пустить свою злокозненность в ход и организовать судилище, какое мои полномочия сейчас не дают им затеять. Но, пересекши римский померий, чтобы лично зарегистрировать свою кандидатуру, я автоматически лишусь этих полномочий. Цицерон так устроил, что стать кандидатом на консула in absentia невозможно, а мне надобно именно это. Став консулом, я быстро развею все ложные обвинения, которые boni выдвинут против меня.
Тем не менее в эти четыре месяца мои полномочия нужны мне, как воздух. Магн, я слышал, ты скоро станешь диктатором, и по праву. Никто не справится с этой ролью лучше, чем ты. Фактически ты вернешь этому званию, столь опозоренному Суллой, прежний блеск. При справедливом Помпее Магне Рим свободно вздохнет, не опасаясь насилия и проскрипций! И если ты найдешь способ провести закон, позволяющий кандидатам баллотироваться in absentia, я буду весьма благодарен тебе.
До меня дошла копия отчета Гая Кассия Лонгина Сенату о состоянии дел в Сирии. Замечательный документ. И составлен много лучше, чем можно было бы ожидать от кого-либо из Кассиев, кроме Кассия Равиллы, конечно. Финал похода бедного Марка Красса в Артаксату описан с душераздирающей прямотой.
Будь здоров, дорогой Магн, поторопись с ответом. Знай, что я, как и прежде, твой самый преданный друг.
Цезарь.
Помпей отложил письмо в сторону и трясущимися руками закрыл лицо. Нет, как он смеет?! Кем он себя считает, предлагая ему, человеку, который имел трех жен самого высокого рождения в Риме, какое-то ничтожество, существо, перед которым Антистия просто верх благородства? О, Магн, у меня нет второй дочери, а Филипп — о боги, Филипп! — не разведется с моей племянницей ради тебя, но моя собака однажды помочилась в твоем дворе, так почему бы тебе не жениться на этой Октавии? В конце концов, она справляет нужду в той же уборной, что и женщины из рода Юлиев!
Он скрипнул зубами, нервно сжал кулаки. Потом разжал их и снова сжал, и через какое-то время до слуха его домочадцев донеслись звуки, которые все безошибочно опознали. И пришли в ужас, ибо при Юлии никогда не слышали их. Знаменитый приступ гнева у Помпея. Все металлическое в его кабинете будет покорежено, смято. От сосудов останутся лишь черепки, от одежды — жалкие лоскуты. Будет кровь, будут клочья волос на полу. О боги! Что же произошло? Что написал ему Цезарь?
После того как вспышка угасла, Помпею сделалось легче. Он сел за стол, залитый чернилами, нашел перо, целый листок бумаги и набросал черновик ответа. «Извини, старина, я тоже тебя люблю, но в обозримом будущем жениться не собираюсь. Впрочем, если и соберусь, то у меня на примете другая невеста, а Помпея счастлива с Фаустом Суллой. Сочувствую твоей проблеме с Кальпурнией, но помочь ничем не могу, зато с удовольствием пошлю Цицерона в Равенну. К тебе он прислушается, куда ему деться? Ведь всем своим богатством он обязан тебе. А я в его счете — всего лишь Помпей из галльских гнездовий Пицена. Постараюсь помочь насчет маленького закона in absentia. Сделаю, как только представится возможность, будь уверен. Будет здорово, если смогу убедить всех десятерых плебейских трибунов, а?»
Кровь ручейком текла по лицу. Хлопнув в ладоши, Помпей вызвал слугу.
— Убери здесь! — приказал он, не глядя на потупившегося Дориска, которого никогда не называл по имени. — И кликни секретаря. Пусть снимет копию с этой бумаги.
В самом начале февраля Брут вернулся из Киликии в Рим и, конечно, прежде всего навестил свою мать Сервилию и свою жену Клавдию. Правда, сама Клавдия интересовала его очень мало. Он предпочитал общество ее отца, однако у Брута и Скаптия вдруг завернулись в Киликии такие дела, что он твердо решил отклонить предложение Аппия Клавдия остаться у него квестором еще на один срок. Поскольку гнусный подлец Авл Габиний провел закон, по которому римлянам стало весьма затруднительно давать деньги в рост провинциалам-негражданам, отныне место Брута в Риме. Теперь он — сенатор, и по крайней мере половину Палаты составляют его родственники, так что ему не составит труда провести с их поддержкой декрет, выводящий фирму «Матиний и Скаптий» из-под удара. Фирма эта на бумаге являлась старой доброй компанией ростовщиков и финансистов, хотя более точным ее названием было бы «Брут и Брут». Сенаторам не разрешалось вести дела, не относящиеся к землевладению. Пустяк, который многие хитроумцы обходили с достаточной легкостью, и виртуозом в этой области слыл покойный Марк Лициний Красс. Но Рим просто ахнул бы, узнав, что молодой Марк Юний Брут мог бы дать ему фору. Благодаря усыновлению по завещанию Квинта Сервилия Цепиона молодой Марк Юний Брут был наследником золота Толозы. Впрочем, золота этого уже добрых полвека не было и в помине, оно полностью ушло на покупку коммерческой империи, ставшей наследством единственного кровного брата Сервилии. Он умер без наследника по мужской линии пятнадцать лет назад, и все досталось Бруту.