О том, как работает культ жертвы, как выгоден он всевозможным меньшинствам, пишет иудейский публицист Дэйвид Клингхоффер: «Принцип его очень прост: всякая народность или расовая группа, испытавшая некогда преследования или неравноправие, получает статус жертвы и моральное превосходство над всеми остальными, кто перенес меньше. Вскоре ту же тактику применили и педерасты, а за ними и многие другие вступили в борьбу за звание Почетной Жертвы Америки. Как-то в метро я подметил листовку с рекламой гомосексуального мероприятия по поводу умерших от СПИДа. На ней был изображен некто в длинной белой рубашке, с крыльями, нимбом вокруг головы и подписью внизу: «Еще один ангел летит на небо». Иными словами, достаточно заработать венерическую болезнь, чтобы вознестись на сверхъестественную моральную высоту — стать ангелом…
Когда-то, став жертвой какого-нибудь несчастья, нормальные люди стыдились особенно распространяться на эту тему. Когда-то, но не теперь. И сегодня среди воплей-претендентов мы слышим наш собственный еврейский голос». Честное признание!
Однако вернемся к холокосту. Вот вывод Клода Ланцмана, постановщика многосерийного фильма «Шоа» (евр. — невинная жертва):«…если Освенцим — правда, то, значит, существуют человеческие страдания, вообще не сопоставимые со страданиями Христа…В таком случае Христос есть ложь, и не от него придет спасение… Ибо Освенцим несравненно экстремальнее, чем Апокалипсис, рождает несравненно больший ужас, чем то, что Иоанн рассказывает в Апокалипсисе».
Иудейскую мысль о «дефективности» Искупления послушно подхватывают католические теологи. Профессор Грегори Баум заклинает:«…в результате осмысления Холокоста Церковь утратила целостность своей идентичности… Христиане испытали новое для них чувство — неискупленности…»
Похоже, теперь и «продвинутые» католики, и иудеи ждут одного персонифицированного мессию. В Катехизисе католической церкви появилась такая лукавая формулировка: «Божий народ Ветхого завета и Новый Божий народ стремятся к подобным целям: один ожидает возвращения Мессии, который умер и воскрес из мертвых и был признан как Господь и Сын Божий; а другой ожидает пришествия Мессии, чьи черты остаются скрытыми до конца времен».
Парижский кардинал Люстиже прямо говорит о том, что якобы «Евангелие Бога не может противоборствовать человеческой культуре». И католическое христианство является лишь «культурной», европейской формой того, что по сути является иудейством.
Такая готовность к компромиссу — это не только «голос крови» озвучивших эту идею иерархов. История эта давняя.
В Пантеоне римских божеств было одно, скромное. Его имя современный православный читатель может встретить разве что у Блаженного Августина. Речь о боге, отвечавшем за первый крик новорожденного. Его звали… Ватикан.
По странному стечению обстоятельств, это имя получило теократическое государство, которым правит папа римский. Однако есть сферы, где случайных совпадений не бывает. Какого же младенца ждет Ватикан?
…Древний Рим исповедовал религиозный плюрализм. Кроме храмов античных богов, здесь немало было алтарей Митры, капищ Изиды. После явления Спасителя стал известен Вечному Городу и единый, истинный Бог. В конце III века статуя Христа на некоторое время даже появилась в Пантеоне. Поначалу христиан не преследовали. Но требовали принесения жертв «государственным» богам. Те, кто отказывался, гибли на аренах цирков. Гибли от меча и в когтях диких зверей. В память о первых христианах в Колизее установлен крест…
Увы, сегодня остывшей религиозности Запада их страдания непонятны. Фанатики! — пожимая плечами, говорит эта теплохладность о современниках апостола Петра{44}. Ей непонятно, что кровь мучеников была семенем христианства… Но там, где место свято, там и сила бесовская суетится. Занимавшие кафедру апостола Петра епископы стали объектом страшных дьявольских атак… Увы, эпоха западного благочестия, святых пап, поисков божественной истины отошла задолго до видимого отпадения латинян от Православия. Римские епископы среди других титулов приняли на себя языческий титул Верховного понтифика (жреца) вселенской церкви. Еще в 912 году ученый кардинал Бароний писал, что в течение 150 лет римский престол занимали «чудовища гнуснейшей жизни, распутнейшего нрава, вообще — сквернейшие люди во всех отношениях».
Из топкого болота роскоши и комфорта уже не вырваться ввысь. Христианство требует духовных усилий, демоны же торопятся с услугами. И требуют только одного: поклонись!
Загнанные христианством в подполье, духи античных богов зашевелились. Они изошли из раскопанных в Риме древних идолов и воплотились в язычески чувственные статуи Возрождения. Это было прелестное Возрождение… бестиария! Постепенно ветхие боги поселились на семи холмах по поддельным паспортам католических святых. И, пленяя своими телесными совершенствами, придали католицизму чувственный, чреватый откровенным идолопоклонством характер. Наполнили его молитву плотскими образами.
Под величественными сводами здешних базилик — целый сонм мраморных фигур. Это отнюдь не преображенные люди православной иконы. Перед вами — существа из плоти и крови.
Итак, надев маски показного благочестия, демоны вновь овладели Римом. Заговор языческих богов удался. И явился мистической подоплекой стремления Вечного Города к земной власти. Основой его патологической ненависти к Истине!
Теперь в Риме охотно принимают ассамблеи Всемiрного совета церквей. Похоже, на роль пастыря разношерстного стада претендует сам «епископ Рима, наместник Иисуса Христа, преемник князя апостолов, верховный понтифик вселенской церкви, патриарх Запада, примас Италии, архиепископ и митрополит Римской провинции, Монарх Ватикана, раб рабов божьих» — папа.
Идея экуменизма в ее ватиканской трактовке возвращает ситуацию первых веков нашей эры. Ты можешь верить во что угодно, только поклонись римскому первосвященнику, провозгласившему себя главой христианского мiра[124].
Да, предпосылки для подобных амбиций были заложены давно. В 1870 году состоялся Первый Ватиканский собор. Он был созван Пием IX, находившимся под полным влиянием иезуитов. Они и вдохновляли римскую курию на принятие догмата о папской непогрешимости. Итак, Собор утвердил: «Папа непогрешим, как Бог, и может делать все, что Бог делает». Папа может «изменить природу вещей, делать из ничего что-либо. Он властен из неправды сотворить правду, властен без правды и вопреки правде делать все, что ему угодно. Он может возражать против апостолов и против заповедей, переданных апостолами. Он властен исправлять все, что найдет нужным, в Новом Завете, может изменять сами таинства, установленные Иисусом Христом. Он имеет такую силу на небесах, что из умерших людей властен возводить в святые, кого захочет… Если папа изрек приговор против суда Божия, то суд Божий должен быть исправлен и изменен»[125].
Его земное могущество кажется безграничным! Как у того, кто должен прийти перед Концом Света.
Свт. Григорий Палама писал о еретических догматах Запада без обиняков: «Сии глубины сатанинские, тайны Лукавого». И вот «сии глубины» обнаружились явно: в официальном документе Ватикана «Церковь перед лицом расизма» записано: «Рим призывает христиан вместе с иудеями подготовлять пришествие Мессии».
Католицизм также стал одной из разновидностей ереси жидовствующих. А его богословие — дьяволословием. В сослужении на всех языках и наречиях оно уже вовсю готовит католиков к братству со всеми шаманами и шайтанами мiра сего. К братству во антихристе.
Экуменическое размывание Богооткровенных истин является чем-то схожим с «тепловой смертью» Вселенной. Она наступит после того, как тепло полностью рассеется и температура везде станет одинаковой.
Так не для антихриста ли собирается разношерстная экуменическая паства?
Не его ли опознает Восьмой Вселенский собор, воспринимаемый православными как предшествующий Концу Света?!
Не для этого ли дракона готовится римская колыбель?
Не его ли рождения — от чреватого лжебогом папы — с нетерпением ждет языческий бог первого младенческого крика Ватикан?!
Это теперь страдания евреев во время войны называют «родовыми муками прихода Мессии». Сразу после войны еврейская публицистика называла Освенцим не очень изящно — «задним проходом мира». Затем, заскрипев поднявшимися из земли костями, возникло слово «холокост». В обиход оно вошло только в середине пятидесятых.