— Он понравился тебе, да? — продолжала выпытывать Ирас.

Клеопатра сердито ответила:

— Сказать по правде, Ирас, мне очень не понравился этот человек. Почему ты задаешь такие глупые вопросы? Я — фараон. Моя девственность принадлежит равному мне по крови и божественности. Если тебе нравится Гней Помпей, иди и спи с ним. Ты молодая женщина, ты имеешь право выйти замуж. Но я — фараон, бог на земле. Когда у меня появится мужчина, я сделаю это для Египта, а не ради собственного удовольствия. — Она сделала гримасу. — Поверь мне, только ради Египта я соберусь с духом и отдам мое нетронутое тело этой маленькой гадюке!

* * *

В начале декабря Помпей Великий с чувством огромного облегчения отбыл в западном направлении и по Эгнациевой дороге пошел к Диррахию. Жизнь в Фессалонике с сенаторской сворой превратилась в конце концов в сущий кошмар. Ибо к нему возвратились все, от Катона до старшего сына. Тот привел из Александрии великолепную боевую флотилию и шестьдесят забитых доверху транспортов. Предполагалось — пшеницей, ячменем, бобами и нутом. Оказалось — в основном финиками, сладкими и очень приманчивыми для гурманов, но, разумеется, не для солдат.

— Эта тощая стерва, чудовище! — прорычал молодой Гней Помпей, обнаружив, что лишь десять транспортов честно загружены добротным зерном. В кувшинах всей остальной полусотни судов были одни только финики, хотя ему предъявляли пшеницу! — Она обманула меня!

Его отец в присутствии Катона и Цицерона предпочел увидеть смешную сторону в ситуации. Он хохотал до слез, ибо пролить их иначе не мог.

— Ничего, — успокоил он разъяренного сына. — После победы мы поспешим в Египет и оплатим всю нашу войну из казны Клеопатры.

— А я лично вышибу из нее дух!

— Ц-ц-ц! — зацыкал Помпей. — Любовнику так говорить не пристало! Ходят слухи, что ты ее все-таки поимел.

— Нет, но с удовольствием поимею. Единственным способом: набью финиками и поджарю!

Услышав такое, Помпей снова расхохотался.

Катон возвратился как раз перед этим событием, очень довольный результатом своей родосской миссии и жаждущий поведать о встрече с Сервилиллой, еще одной своей сводной сестрой, разведенной женой умершего Лукулла, и с ее сыном Марком Лицинием Лукуллом.

— Не понимаю женщин, — объявил он хмуро. — Я встретил Сервилиллу в Афинах. Кажется, она думала, что в Италии ее занесут в проскрипционные списки. Первым делом она поклялась никогда больше не расставаться со мной и поплыла со мной по Эгейскому морю на Родос. Перессорилась с моими философами. Но когда пришло время покинуть Родос, вдруг сказала, что останется там.

— Женщины — странные существа, мой Катон, — сказал Помпей. — Ну, ступай же.

— Я не уйду, пока ты не пообещаешь урезонить свою кавалерию, галатийцев и каппадокийцев. Они дурно ведут себя.

— Они здесь, чтобы помочь нам победить Цезаря, мой Катон, и мы не платим за их содержание. Пусть изнасилуют всех баб в Македонии, меня это не касается. Уходи!

Затем притащился Цицерон в сопровождении своего сына. Измученный, несчастный, обиженный на всех, от своего брата с племянником до Аттика, которым, видите ли, Цезарь сильно облегчил в Риме жизнь.

— Меня окружали изменники! — кричал он, страшно тараща свои бедные гноящиеся, красные и запекшиеся глаза. — Мне понадобились месяцы, чтобы организовать свой побег, и все-таки я убежал. К сожалению, без бедняги Тирона.

— Да, да, — устало соглашался Помпей. — Послушай, Цицерон, за Ларисскими воротами живет очень хорошая знахарка. Поезжай, покажи ей глаза. Немедленно. Будь добр, не мешкай!

В октябре прибыли Луций Афраний и Марк Петрей из Испании, с горестными вестями. Они привели с собой несколько жалких когорт, что не утешило ошеломленного их рассказом Помпея. Цезарь завоевал обе его провинции — и опять малой кровью! Это вызвало бешеную ярость Лентула Круса, возвратившегося из провинции Азия.

— Твои Афраний и Петрей изменники! — орал он в ухо Помпею. — Я требую, чтобы Сенат судил их и изгнал!

— Заткнись ты, Крус! — рыкнул Тит Лабиен. — По крайней мере, Афраний с Петреем видели тебя в деле. И могут кое-что о тебе рассказать.

— Магн, кто этот низкорожденный червяк? — вскипел Лентул Крус. — Почему мы должны терпеть его здесь? Почему меня, патриция из Корнелиев, оскорбляют людишки, недостойные чистить мои сапоги? Вели ему убираться!

— Сам убирайся, Лентул! — крикнул Помпей, готовый вот-вот расплакаться.

Эти слезы пролились-таки ночью, на подушку, после того как Луций Домиций Агенобарб явился к нему с новостью, что Массилия капитулировала и что Цезарь полностью контролирует все земли к западу от Италии.

— Однако, — сказал Агенобарб, — при мне остался мой маленький флот, и я намерен с толком пустить его в дело.

В конце декабря Бибул встретил Помпея на перевалах Кандавии.

— Разве ты должен быть здесь? — спросил нервно Помпей.

— Успокойся, Магн! В ближайшем будущем Цезарь не появится ни в Эпире, ни в Македонии. Во-первых, в Брундизий нет достаточно транспорта, чтобы перевезти войска Цезаря через Адриатику. Во-вторых, у меня есть флот твоего сына на Адриатике, а также мои собственные два флота под командованием Октавия, Либона и Агенобарба, патрулирующие Ионическое море.

— Но ты, наверное, не знаешь, что Цезарь назначен диктатором и что теперь вся Италия на его стороне? И что он против проскрипций?

— Знаю. Но выше нос, Магн, все не так плохо. Я послал Гая Кассия и семьдесят сирийских судов в Тусканское море с приказом блокировать вывоз сицилийского урожая. Этот флот также помешает Цезарю послать войска в Эпир с западного побережья.

— Вот это здорово! — воскликнул Помпей.

— Я тоже так думаю. — Бибул сдержанно улыбнулся. — Он будет заперт в Брундизий, и можешь себе представить, как заворочается Италия, вынужденная всю зиму кормить двенадцать легионов? После того как Гай Кассий заблокирует зерно, у Цезаря возникнет достаточно неприятностей, связанных с необходимостью кормить гражданское население. И не забывай, Африка в наших руках.

— Это правда. — Помпей вновь помрачнел. — Но, Бибул, меня все же волнует отсутствие двух легионов из Сирии. Мне они очень бы пригодились. Ведь основной костяк армии Цезаря составляют закаленные ветераны.

— Что помешало Метеллу Сципиону привести свое войско к тебе?

— Согласно последним полученным от него сведениям, он испытывает огромные трудности с переходом через горный хребет Аман. Скенитские арабы расположились на перевалах, и он вынужден с боями пробиваться вперед. Ты же знаешь Аман, ты проводил там кампанию.

Бибул нахмурился.

— В таком случае ему еще предстоит пересечь всю Анатолию, чтобы выбраться к Геллеспонту. Сомневаюсь, что ты увидишься с ним до весны.

— Будем надеяться, Бибул, что и Цезаря мы до весны не увидим.

Напрасная надежда. Помпей все еще находился в Кандавии, преодолевая высоты севернее Охридского озера, когда в самом начале января его разыскал Луций Вибуллий Руф.

— А ты что здесь делаешь? — удивился Помпей. — Мы думали, ты в Ближней Испании!

— Я живое свидетельство того, что случается с человеком, дважды выступившим против Цезаря. После Корфиния он простил меня, а после Иллерды взял в плен. И с тех пор держал при себе.

Помпей почувствовал, что бледнеет.

— Ты хочешь сказать…

— Что Цезарь с четырьмя легионами отплыл на обычных транспортах из Брундизия за день до нон. — Вибуллий невесело улыбнулся. — Он не встретил ни одного военного корабля и благополучно высадился в Палесте.

— В Палесте?

— Между Ориком и островом Коркира. Потом послал меня на Коркиру сказать Бибулу, что он упустил свой шанс, и спросить, где ты находишься. Так что в моем лице ты видишь посла твоего неприятеля.

— О боги! Что это за человек! С четырьмя легионами! Всего с четырьмя?

— Всего.

— Что он просил передать?

— Что уже достаточно пролито римской крови. Что теперь самое время прийти к какому-то соглашению. Обе стороны, по его мнению, равносильны, и сталкивать их ни к чему.

— Равносильны? — медленно переспросил Помпей. — При четырех его легионах?

— Это его слова, Магн.

— Его условия?

— Ты и он обратитесь к Сенату и народу Рима, чтобы они сами выработали приемлемый вариант. Обе армии до того должны быть распущены.

— Сенат и народ Рима. Его Сенат. Его народ, — процедил сквозь зубы Помпей. — Он прошел в старшие консулы, он уже не диктатор. Но Рим и Италия все равно рукоплещут ему. Как же, он ведь никакой не Сулла!

— Да, он правит не с позиции силы, а с помощью сладкоречия. О, он умен! Знает, чем вскружить головы дуракам как во всей Италии, так и в Риме.