- Понимаю. – кивнула Ирина Александровна. – Понимаю!..

- И еще… Там, в Дубравке, мы все были вместе. Мы были вместе! Не только мы с Аней!.. Все взрослые. Все дети!..

Ирина Александровна улыбнулась. Костя заговорил от первого лица!.. И ей это было почему-то особенно приятно. Впрочем, как еще он мог заговорить, если речь зашла об Ане?..

- А здесь каждый по-отдельности, да?.. – спросила Ирина Александровна.

- Да. Да!.. Каждый по-отдельности, каждый по-своему!.. На своем островке!.. Видит только то, что хочет видеть. Знает только то, что хочет знать. Но, все равно, не видит и не знает так, как мог бы!..

- И чуть ли не каждый не верит самому себе, не говоря уже о других, да?.. – продолжала за Костю Ирина Александровна. – Не верит себе, не верит другим. Изменяет себе, изменяет другим…

- Да. – прошептал Костя. – Да!.. Как ты хорошо сказала!.. Но почему так получается?..

- Если бы знать!.. – со вздохом ответила ему мама. – Об этом написано столько книжек, предложено столько ответов и решений!.. Но пока что людям они не помогли… Ну, или почти не помогли.

- Но ведь в Дубравке было совсем по-другому! – сказал Костя. – Или… Или мне только казалось?..

Он посмотрел на Ирину Александровну со страхом.

Если ему только казалось, значит, все на самом деле было по-другому?.. И Аня?.. Аня тоже другая?.. Не такая, какой она представлялась Косте… То есть Кате в Дубравке?..

Это были ужасные вопросы. Настолько ужасные, что Костя даже не смог произнести их вслух.

Но Ирина Александровна и так прекрасно его поняла.

- Нет, тебе не казалось. – медленно, но очень, очень значительно сказала она.

Костя вздохнул с облегчением. В самом тоне мамы была какая-то глубинная правда.

- Не казалось!.. – повторила Ирина Александровна. – Я ведь тоже чувствовала и видела то, что чувствовал и видел ты. Когда был Катей…

Она помолчала. И продолжала с некоторым трудом.

- Видишь ли… Когда тебе.. мне.. нам с тобой.. дали еще один шанс.. Когда на свет появилась Катя… Ее, кроме собственной жизни, наделили чем-то еще…

- Чем?..

- Сложно сказать. Трудно объяснить... Но знаю точно – она щедро поделилась с остальными этим подарком!.. И своим даром – тоже.

Сама не зная того, Ирина Александровна повторила сейчас другими словами то, что когда-то сказала Ане Дарья Петровна.

Почему они с Костей никогда раньше не говорили ни о чем подобном?.. Время не приходило?.. А теперь, выходит, пришло?..

Костя нахмурился, размышляя.

- Дар, подарок… Между ними разве есть разница?..

- Ну разумеется, есть. И очень существенная!.. Впрочем, не только разница. Сходство тоже.

- Но я даже и не думал о каких-то там дарах! – воскликнул Костя. – Что мне что-то подарили, что я кому-то что-то дарю!.. Или обязан дарить. Я был маленьким… Маленькой девочкой.. И мне просто было очень хорошо. Мне очень нравилось быть Катей. И не только потому, что я носил все эти платьица! Играл во все эти игры!..

- Я знаю, малыш, знаю… - тихо сказала Ирина Александровна, не заметив, что назвала Костю вот так. А он заметил. И прижался к маме еще теснее.

Хотя еще совсем недавно во время таких разговоров по душам она называла его «малышкой».

- И я думаю, что это очень хорошо, что ты тогда не замечал этого… - задумчиво продолжала она, как будто открывая что-то и самой себе. – Очень хорошо, что никто этого не замечал…

- Почему – хорошо?..

- Потому что это помогало тебе быть искренним. Естественным. Вот именно! Быть!.. Быть самой настоящей, а не придуманной девочкой.

Костя надолго задумался над этими словами.

А потом сказал:

- Ты знаешь, мамочка, а ведь Катя все время здесь!.. Здесь, со мной. Во мне!.. Она никуда не исчезла!.. Я чувствую ее!.. Ничего ведь не изменилось на самом деле. В Дубравке я был частью Кати, а здесь она – часть меня. Очень важная часть!..

- Вот и прекрасно. – спокойно сказала Ирина Александровна.

И поцеловала Костю в обе щеки. Как целовала, когда он был Катей.

- Вот и прекрасно!.. – повторила она. – Я очень рада этому. Береги ее. Береги! И тогда все будет не просто хорошо, а великолепно!..

Глава девятая

1

Вот так, после преодоления первых серьезных кризисов, жизнь Ани и Кости пошла дальше как будто бы независимо друг от друга. Но на самом деле их крепко соединял образ Кати. Для него никаких расстояний и границ не существовало.

В городе никто не знал о Кате. И никому из своих сверстников Костя, само собой, не мог рассказать о ней.

В Дубравке о Кате помнили все. И многие сверстники скучали по ней ничуть не меньше, чем сама Аня, хотя и не так, как она. Поэтому совершенно естественным образом жизнь Ани после отъезда Кати стала и еще более насыщенной. Раньше их дома – Ани и Кати – были почти закрытой территорией. Дома Аня и Катя пребывали, как правило, в обществе друг друга, и все как будто бы понимали это, не решаясь нарушать их покой.

А теперь в мансарду к Ане ежедневно набивалось множество детей, и девочек и мальчиков, и одним из их любимых занятий стал просмотр видеозаписей игр двух подруг. Ребята смотрели одни и те же записи по много раз, и с настоящим восторгом. Так совсем маленькие дети любят, когда взрослые рассказывают им перед сном одну и ту же, самую любимую сказку.

Они слушают ее, слушают, и не могут наслушаться.

А дети, гости Ани, не могли насмотреться на Катю. И у всех буквально перехватывало дух, когда Катя вдруг поворачивалась прямо к зрителям и молча, с удивительной улыбкой, смотрела им в глаза. Как ни странно, таких моментов было довольно много.

Конечно, во время съемки Катя и не думала о своих будущих зрителях. Она смотрела в глазок камеры, может быть, думая о чем-то другом. Но получалось так, что она смотрела из прошлого прямо в будущее.

Оттуда, из волшебного прошлого, она смотрела в лица своим подрастающим друзьям, как будто передавая им привет, и спрашивая: «Ну, как вы там?.. Не скучаете без меня?..»

«Скучаем!.. Скучаем!..» - молча, со вздохом, отвечали дети, а у некоторых даже подозрительно блестели глаза.

А потом Катя на экране телевизора поворачивалась к Ане, чтобы продолжить игру. Но проходило какое-то время – и она вновь поворачивалась к зрителям со своей нежной и мудрой улыбкой.

И только одна Аня видела в образе Кати еще что-то, неуловимое, таинственное, ускользавшее от ее внимания. Аня много раз просматривала одни и те же записи одна, но никак не могла уловить, что же это такое было. Даже волшебный локон в заветной шкатулке ей не помогал.

Время от времени, для разнообразия, Аня устраивала в мансарде школу танцев. Танцы, с точки зрения Дарьи Петровны, были дикие. Но друзьям Ани они нравились безумно. Запомнив несколько показанных Аней фигур танца (если это безобразие можно было назвать фигурами, конечно…), дети принимались резвиться под музыку так, что дом ходил ходуном, и Дарья Петровна качала головой, глядя внизу на трясущийся потолок. Впрочем, ей и в голову не приходило утихомиривать всю эту ораву.

Пусть резвятся!..

2

Дни шли за днями, прошла осень, наступила зима. У Кости все вроде бы шло хорошо. И в классе, и в своем дворе он считался одним из лидером, и вообще казался своим среди своих.

На самом же деле сложный и развивающийся в гармонии внутренний мир Кости был скрыт от внимания большинства других людей, и сопрягался с ними и вообще с внешним миром не так открыто и радостно, как мир Кати в Дубравке.

Костя был как будто бы зрячим среди слепцов, чувствующим среди бесчувственных, говорящим среди тех, кто лишен дара речи.

Он видел то, что не видели другие, и сверстники, и взрослые, он чувствовал глубже, он вкладывал в свои слова больше смысла, зная в то же время, что впереди его ждут все новые и новые знания, новые слова, новые образы, новые смыслы.

Вот только новое испытание настигло его неожиданно.

Для Кости все началось в первых числах ноября, когда к ним в класс пришла новенькая ученица, Марина. Она была старше своих одноклассников чуть ли не на год, и при этом была уже вполне сформировавшейся девушкой. И как личность она тоже вполне сформировалась. Слишком рано почувствовала она силу женской власти над противоположным полом. За ней тянулся след какой-то темной истории, из-за которой ей и пришлось перейти в другую школу. И те, кто был посвящен в детали этой истории, давали понять, что Марина еще легко отделалась. Кажется, какой-то мальчик едва не покончил с собой, потому что он любил, а Марина просто играла с ним.

История, в общем-то, обычная…

Играть в такие игры Марине было легко, потому что, при всей своей внешней привлекательности и ярко выраженной сексуальности, внутренне она была совершенно холодна. Но власть ей очень нравилась. Она привыкла к ней.