Когда они снова двинулись вперед, Ник решил показать свое искусство: он уплывал вперед и, торжествуя, возвращался обратно к Уани, описывал вокруг него причудливые фигуры и все бросал взгляды по сторонам, пытаясь разглядеть, кто здесь есть. Трудно было что-то сказать по одинаковым мокрым головам; но мутные очки для плавания любой фигуре, застывшей на берегу или на плоту, придавали приятную недосказанность. Доплыв до плота, Ник перевернулся на спину и описал круг, пытаясь понять, знает ли ту пару, что сейчас там расположилась.

Сделав почти полный круг по пруду, Уани устал: некоторое время они просто болтались в воде, и Ник, сдвинув очки на лоб, осматривался кругом. Ему здесь нравилось, но сегодня, сравнивая нынешнюю тишину и малолюдность с прошлогодней толкучкой, он был разочарован. Должно быть, еще слишком рано: для купаний не сезон.

С плота донеслись крики и плеск воды: туда взбиралась новая компания. Ник ощутил укол любопытства, и ему захотелось показать людям Уани и покрасоваться перед ними самому — приятное двойное тщеславие. Уани как раз вздрогнул.

— Двигайся, а то замерзнешь! — посоветовал ему Ник и сам двинулся к середине пруда.

На плоту тем временем разворачивалась шутливая борьба: мускулистый блондин карабкался по приставной лесенке, а двое негров в черных плавках старались сбросить его в воду. Еще двое, мирно отдыхавшие на другом краю плота, поспешили присоединиться к отражающим нападение, и началась общая возня с хохотом и брызгами — возня, в которой одни беззаботно веселились, а другие старались показать себя. Ник поплыл быстрее: ему тоже захотелось поучаствовать.

Однако, когда он взобрался на плот, дело уже кончилось миром, и глазам его предстали бывшие противники, мирно раскинувшиеся рядышком — распростертые ноги, прижатые плавками под странными углами члены, мокрые волосы, блестящие капельки на коже. Мужчины под солнцем. Они напоминали бы отдыхающую команду пловцов, если бы иные уже не сплели руки и не дышали жарко друг другу в лицо, как бы невзначай соприкасаясь ногами в воде. Один, лежавший у самого борта, протянул Нику руку и помог залезть на плот, и еще двое подвинулись, чтобы дать ему место. Широко улыбаясь и дыша чуть тяжелее обычного, Ник занял место между двумя в середине. Была какая-то тонкая, летучая гармоничность во всем этом — склоненные ивы, и серебристая вода, и краткое воспоминание об одиноком детстве, и сильная рука, вытягивающая его из одиночества в сплоченный мужской круг.

— Это не тебя я видел в «Бэнге» на прошлой неделе? — спросил тот, что помог ему выбраться. Рука его так и осталась у Ника на плече.

— Наверное, нет, — ответил Ник, который, честно говоря, никогда там не бывал.

Однако человек этот и в самом деле показался ему смутно знакомым. Подумав, он припомнил, что видел его в «Y», в душевых, наверное, в прошлом году — и, приглядевшись к нему повнимательнее, заметил, что за прошедший год, пока сам Ник немного (чуть-чуть, совсем несерьезно) раздался вширь, этот парень, гибкий, черноволосый, с маленькими розовыми сосками — испанец, должно быть, — заметно похудел, отчего сделался красив какой-то неземной, почти пугающей красотой. Он чуть придвинулся к Нику, и по его лицу, по ищущему и испуганному взгляду Ник догадался: испанец знает, что означает его худоба, и боится, что это поймут и другие. Ник как бы невзначай отодвинулся от него: ему припомнились округлый зад и черные курчавые волоски, которые становились видны, когда испанец нагибался, и это воспоминание, в свою очередь, напомнило об Уани. Он огляделся вокруг. Уани видно не было — может быть, вернулся на берег? И тут снова началось веселье: испанец, резко поднявшись, прыгнул в воду, так, что весь плот зашатался и заскрипел. Послышались поощрительные крики, вслед за ним прыгнул один, потом другой… Скоро в воде у плота началась настоящая куча-мала. Ник и сам прыгал на плоту и что-то кричал — и вдруг заметил в воде, у самых своих ног, Уани. Тот, плотно сжав губы, чуть ли не со слезами на глазах, пытался пробраться сквозь мешанину рук и ног и влезть на плот.

— Привет, милый! — окликнул его Ник и опустился на одно колено, чтобы помочь ему взобраться. Уани не ответил и не улыбнулся.

Несколько минут спустя все снова успокоилось. Они сидели на плоту рядом с человеком лет пятидесяти с густой седоватой шерстью на груди и неистребимой тягой к общению. Его юный приятель, на вид похожий на малайца, плавал поодаль от плота, описывал круги вокруг других мужчин и старался нырнуть так, чтобы сползли плавки.

— Вы только на него посмотрите! — проворчал старик. — Ох, доведет он меня до беды!

Уани вежливо улыбнулся и обернулся к Нику: он не привык знакомиться вот так, голышом и в общественном месте.

— Не подумайте чего такого, мне это нравится. — Старик помахал парню (который, кажется, этого вовсе не заметил) и продолжал: — Знаете, он меня обожает. Уж не знаю почему, но так оно и есть.

— А как его зовут? — хрипло поинтересовался другой мужчина, присевший на корточки позади них.

— Энди.

— Энди? — переспросил тот. И, встав на ноги, закричал: — Эй, Энди, покажи-ка нам задницу!

— И покажет! — с блаженной гордостью отозвался покровитель Энди. — И покажет!

Плот закачался: на него с другой стороны забирался новый персонаж, стройный и мускулистый. Ник заметил, как Уани бросил в ту сторону взгляд из-под густых ресниц, словно оценивая новую возможность — или новую проблему. Новичок был темноглазый, с легкой залысиной на лбу, с круглым лицом, красивым орлиным носом и ленивым взглядом человека, думающего только о сексе. Когда он сел, живот его мягко выдался вперед: похоже, ему на роду было написано растолстеть, но пока что он держался в форме.

Уани сидел, поджав колени: волосы его, лежащие на спине темной сияющей волной, подсыхали и сворачивались в кудри. К нему уже вернулся светский лоск, он оглядывался кругом надменно и осторожно, словно опасаясь, что его узнают или высмеют. Старик тронул Ника за руку.

— Нравится мне этот ваш приятель, — проговорил он.

— Ага, — ответил Ник.

— Знаете, говорят, «Ки-ай» больше не помогает. Мы перешли на другую мазь, под названием «Мелизма», вы, может, слышали. Но и от нее, говорят, толку немного. Вот теперь пробуем «Крэст», так ведь и он… Боюсь, придется переходить на гондоны. Так ведь и с ними надо быть поосторожнее, верно? Что за времена настали, прежде никогда бы не подумать… А вы чем пользуетесь?

— Просто мыться надо почаще, — заметил мужчина с хриплым голосом, не сводивший глаз с Энди. — А от «Крэста», дружище, толку не больше, чем от зубной пасты. — С этими словами он спрыгнул с плота и размашисто поплыл в сторону малайца.

— Кстати, меня зовут Лесли, — сказал старик.

Уани повернул голову и ответил:

— Привет. Я Антуан.

— И откуда же вы такой приехали, а?

— Я родом из Ливана, — сухо улыбнувшись, с безупречным оксфордским выговором ответил Уани.

Ник лукаво улыбался, глядя на его орлиный профиль. Ему нравилось, когда другие восхищаются Уани — это напоминало о жгучей ревнивой страсти к нему, пережитой Ником в студенческие годы, когда его желание распалялось и обострялось от недоступности желанного. Уани снова смотрел себе под ноги, опустив невероятные ресницы. Нику вспомнилось, как порой после занятий, когда дела не призывали его в иные миры, Уани заходил в комнату к какому-нибудь бедному студенту и там, среди разбросанных тетрадей и плакатов с Диланом, удостаивал его участием в разговоре о «Культуре и анархии» или о «Севере и Юге» — так принц посещает простых горожан, проявляя вежливое уважение к их повседневным заботам и по-королевски не замечая их неуклюжего, суетливого желания угодить высокому гостю. Он даже пил «Нескафе» — это Уани-то, способный выносить только свежий кофе с кружечкой молока. Некоторые снобы, вроде Полли Томпкинса, посмеивались над его утонченностью — да кто он такой, говорили они, всего-навсего сын ливанского бакалейщика, в юности торговавшего лимонами и апельсинами вразнос, «левантийской портовой шлюхи», как говаривал Полли — хорошенький арабский мальчик, отправленный родителями в Хэрроу и вышедший оттуда безупречным английским джентльменом. Иные еще тогда поговаривали, что он сделался и педиком, хотя не имели для этого никаких оснований, кроме его облегающих брюк и поразительной красоты.

— А чем занимаетесь? — поинтересовался Лесли.

— У меня собственная кинокомпания, — ответил Уани.

— О-о! — пораженно и заинтригованно протянул Лесли. И, поразмыслив несколько секунд над подходящей темой для разговора, спросил: — Смотрели «Комнату с видом»? Хотелось бы мне знать, что об этом фильме думают профессионалы?