— Добро пожаловать, добро пожаловать! — с такой же вымученной улыбкой ответил Тоби, стараясь не смотреть в глаза человеку, который мог бы стать его тестем, и пошел к машине за чемоданами.

Ник коротко поздоровался со всеми: как и много раз в прошлом, он чувствовал себя здесь лишним. Из дома показалась Кэтрин.

— О, Кэти, а ты как поживаешь? — спросила Салли Типпер.

— Я все еще чокнутая, — сообщила Кэтрин.

На крыльце появились Джеральд и Рэйчел.

— Отлично, отлично… — проговорил Джеральд. — Вы нас нашли…

— Сначала мы были уверены, что вы живете в том великолепном шато выше по склону, — ответила леди Типпер.

— Да нет, — сообщил Джеральд, — шато нам больше не принадлежит, теперь мы, как простые смертные, обитаем здесь.

Начался сложный обмен поцелуями; наконец сэр Морис оказался щекой к щеке с Джеральдом и, отстранившись и сухо рассмеявшись, проговорил: «Нет-нет, особенно здесь, во Франции!»

Типперы не умели отдыхать. Приехали они с четырьмя огромными чемоданами и множеством сумок, которые требовалось носить осторожно, однако, как скоро выяснилось, о многом забыли. Они тихонько переговаривались между собой, и вид у них при этом был не то смущенный, не то рассерженный. В первый же день сэр Морис объявил, что ему будет приходить много факсов, и поинтересовался, хватит ли в доме бумаги. Была только половина пятого, но Джеральд решил отметить приезд гостей «Пиммзом», а леди Партридж присоединилась к сыну с джином и дюбонне. Типперы попросили чаю и устроились под навесом, недоверчиво взирая на окрестный пейзаж. Явилась с подносом Лилиана — медлительная, с застывшим страдальческим лицом, — и Салли Типпер принялась объяснять ей, какие особые подушки ей требуются. Сэр Морис и Джеральд заговорили о какой-то крупной сделке: говорил в основном сэр Морис, а Джеральд слушал рассеянно, потягивая напиток из бокала. Леди Партридж жаловалась Рэйчел, что в Королевском фестивальном зале в этом году страшно воняло хот-догами. Рэйчел ответила: ну что ж, теперь, когда от Красного Кена избавились, наверняка все изменится к лучшему; но леди Партридж покачала головой, не желая слушать утешений. Ник наивно попробовал заинтересовать сэра Мориса местными красотами, которых сам еще не видел.

— Вы прекрасно рассказываете! — заметил сэр Морис и быстро улыбнулся Джеральду и Тоби, как бы говоря, что его так легко не проведешь.

Он привык никому не доверять, и все приятное возбуждало в нем подозрение. Особенно смущала и раздражала его демократичность жизни на отдыхе. Глядя в его постное, гладко выбритое лицо с золотыми очками на носу, Ник размышлял о том, что богатство, как видно, далеко не всегда связано с наслаждением — по крайней мере, наслаждением того сорта, которого ищет и к которому стремится большая часть человечества.

У Салли Типпер были длинные белокурые волосы, уложенные в искусном беспорядке, и множество болтающихся, блестящих и звякающих драгоценностей. Она все время то кивала, то мотала головой; улыбка ее появлялась и исчезала внезапно, и от этого казалась механической. Перед обедом Салли заявила, что хотела бы выпить аперитив в доме: дурной признак, если учесть, что на отдыхе Феддены старались за закрытыми дверями только спать. Все расселись в кабинете. Ник присматривался к гостям: он видел имена «Сэр Морис Типпер и леди Типпер», выведенные золотыми буквами на доске благотворителей в Ковент-Гарден, и несколько раз видел леди Типпер вместе с дочерью, но с сэром Морисом встретился впервые. Надо найти тему для разговора, подумал он и негромко сказал, что последняя постановка «Тангейзера» не очень хороша.

— Да, очень, очень хороша! — не расслышав, усердно закивала леди Типпер. — Джуди, вам обязательно нужно послушать! Знаете, этот хор пилигримов…

Леди Партридж, еп famille[15] чувствовавшая себя свободнее обыкновенного, возразила:

— Ах нет, дорогая, меня в оперу приглашать бесполезно. Я там и не бывала никогда, кроме одного раза, лет тридцать назад… меня сын водил, — и кивнула в сторону Джеральда.

— А что вы слушали, Джуди? — спросил Ник.

— Кажется, «Саломею», — подумав, ответила леди Партридж.

— Удивительно! — воскликнула леди Типпер.

— В самом деле, это был просто кошмар какой-то, — ответила леди Партридж.

— Ох, мама! — укоризненно воскликнул Джеральд; он прислушивался к разговору с рассеянной улыбкой, одновременно слушая рассуждения сэра Мориса об акциях.

— Я восхищен вашим вкусом, Джуди, — поспешил заметить Ник — и сам понял, что прозвучало это очень глупо.

— М-м… это ведь, кажется, Стравинский?

— Нет-нет, — ответил Ник, — гораздо хуже: Рихард Штраус. Кстати, Джеральд, я недавно нашел у Стравинского замечательное высказывание о вашем любимце.

— Прошу прощения, Морис… — пробормотал Джеральд.

— Роберт Крафт спросил его: «Как вы относитесь к операм Рихарда Штрауса?», и Стравинский ответил… — и Ник с наслаждением отчеканил: — «Эта квинтэссенция торжествующей пошлости годится лишь для наказания грешников в чистилище. Музыка Штрауса так дешева и бедна, что едва ли способна заинтересовать современного музыканта».

— Что-о? — с негодованием протянул Джеральд.

— Не знаю, при чем тут «современность», но, по-моему, Штраус намного выше самого Стравинского! — объявила леди Типпер, а сэр Морис бросил на Ника сумрачный и недовольный взгляд из-под очков.

За ужином Джеральд довольно много выпил. Кажется, он хотел напоить и сэра Мориса, чтобы на следующее утро укрепить приятельство мучениями совместного похмелья; но сэр Морис пил, как и вел дела, осторожно и подозрительно, и когда Джеральд протягивал ему бутылку, чаще всего с улыбкой прикрывал ладонью свой бокал. Лицо Джеральда в мерцающем свете свечей приобрело оттенок какого-то почти непристойного веселья; во второй раз за вечер он принялся рассказывать, что департамент Перигор делится на области, называемые зеленой, белой, черной и пурпурной.

— И мы сейчас в белой, — сухо подытожил Морис Типпер.

Беседа, как часто случалось за столом у Федденов, перешла к премьер-министру. Ник заметил, как поморщилась Кэтрин, когда ее бабушка воскликнула:

— Да, она поставит эту страну на ноги! — в своем верноподданическом жаре позабыв, в какой стране сейчас находится. — На Фолклендах она им показала, верно?

— Эта старая карга только и умеет что бряцать оружием, — пробормотала Кэтрин.

— О да, такого врага никому не пожелаешь, — провозгласил Джеральд. Сэр Морис его явно не понял, и Джеральд пояснил: — Плохо оказаться у нее на пути.

— Да, в самом деле, — сказал сэр Морис.

Уани подождал, пока все взгляды обратятся на него (это получалось как-то само собой), и сказал:

— Да, многие так говорят, но, знаете, я вижу в ней и нечто иное. Она ведь удивительно добра… — Помолчал, словно припоминая какую-нибудь трогательную историю, и, ничего не припомнив, добавил: — Готова на любые жертвы, чтобы помочь тем… тем, кто ей дорог.

Морис Типпер гулко прокашлялся, выразив этим звуком одновременно уважение к миссис Тэтчер и неодобрение ее доброте, а Джеральд сказал:

— Разумеется, вы ведь с ней знакомы, — на случай, если из реплики Уани это было недостаточно ясно.

— Ну, собственно, да, — благодарно пробормотал Уани.

— Я ее обожаю! — воскликнула Салли Типпер, возможно надеясь, что после такого заявления в личном знакомстве с премьер-министром заподозрят и ее.

— Понимаю, — ответил Джеральд. — Эти ее голубые глаза — в них ведь можно утонуть, правда?

Сэр Морис так далеко заходить не собирался, а Рэйчел сказала, легко и со значением: «Моего мужа она просто обворожила» — и разговор перешел на другое.

Ник смотрел поверх их голов в окно, где в ночном просторе таинственно мерцали огоньки невидимых днем ферм и дорог. Он по большей части молчал, очарованный шепотом деревьев и мерцанием звезд среди сплетенных ветвей. Вечер спас Уани: он, похоже, искренне восхищался Морисом Типпером и поставил себе задачу — весьма, надо сказать, нелегкую в обоих пунктах — его развлечь и произвести на него впечатление. Перед кофе он надолго удалился в туалет и вернулся заметно повеселевшим: когда он принялся изображать Майкла Фута, хохотала даже Кэтрин, и даже леди Партридж, задремавшая было за столом, проснулась и повеселилась от души.


Наутро, пока было еще не слишком жарко, Типперы отправились к бассейну: она — в огромной шляпе и с целым набором кремов от загара, он — с портфелем в одной руке и новым Диком Фрэнсисом в другой. Ник в это время занимался утренней зарядкой: как правило, он пренебрегал этой традицией, но сегодня решил ее возобновить, чтобы отдалить встречу с неприятными гостями. Когда он спустился вниз, леди Партридж, умевшая плавать, но очень медленно, бултыхалась уже почти посредине бассейна бок о бок с Салли Типпер, не обращая внимания на попытки последней завести беседу. Морис Типпер в облегающих шортах бисквитного цвета устроился за столиком под тентом, читал факсы и делал в них пометки. Судя по лицу, он был совершенно счастлив. Изгнанник Ник отправился в свой любимый дальний угол на нижней террасе и там, в обществе ящериц, раскрыл «Малыша и других».