Эта книга была написана много лет назад под влиянием короткого текста Линор Горалик про Ахиллеса и Черепаху. Без текста Линор этой книги не было бы, поэтому у нее два автора, достаточно одиноких, чтобы не услышать друг друга, чтобы не быть услышанными никогда.
После встречи с нею мне стало окончательно ясно, что я знаю всего два способа любить человеков.
которая позвонила мне в четыре часа утра, в самую долгую из декабрьских ночей, пьяная в жопищу, нежная.
который однажды вынудил меня признаться, что я – из тех распятых, чьи призраки селятся под потолком в помещении судмедэкспертизы, суют дохтуру свои вериги: «Дохтур, это ж не кровь, да? Это ж кетчуп».
с которой мы сокрушались о нелегкой доле и тщетном труде пророков.
большой души, широких плеч и пестрой биографии даме. В частности, ей даже довелось побывать замужем в деревне. И поработать в свинарнике.
который первым рассказал мне о воспитании спартанских мальчиков, даже знаменитую историю с лисом пересказать не поленился.
с которыми мне пришлось делить коммунальную плиту в середине восьмидесятых годов минувшего столетия.
которой уже, страшно сказать, за шестьдесят, а загляни ей в глаза – совсем девчонка. Впрочем, нет, не «девчонка». Девочка. Очень, очень хорошая девочка.
чье имя все время напоминает мне, что в годы дошкольного детства был у нас во дворе такой стишок:
Прямо, прямо, прямо,
там большая яма.
В яме той сидит Борис,
повелитель дохлых крыс.
который не далее как вчера утром пожарил мне утку с яблоками и ушел, оставив меня наедине с аппетитным предметом.
которые время от времени упрекают меня в высокомерии.
который заметил, что подушечки моих пальцев расчерчены словно бы для игры в крестики-нолики.
которая отлично знает, что висеть на Древе Познания – милое дело, наилучший способ скоротать вечность-другую. Даже если сдуру, от излишнего усердия пригвоздить себя к многострадальному растению мечом, оно ничего, быстро перестает досаждать. В общем, виси не хочу, лучшей доли себе не пожелаешь.
которая рассказала мне про «мармеладный тест».
который смотрел по телевизору кино про машину времени и меня усадил на подушки перед экраном. Смотри, дескать, какое кино! Правда здорово?
Каждый день она слушает рассказы о чужих проблемах, за деньги. Такая у нее работа.
в гости к которой меня часто водили в детстве.
ради которого мне пришлось вспомнить и пересказать своими словами старую-старую притчу.
который подарил мне игрушку под названием «живой пейзаж».
который однажды рассказал мне, что тибетские ламы называют ученых Запада «специалисты по утонченным заблуждениям».
с которым мы вспоминали детские страхи. Те, что появлялись в самом начале жизни, сами по себе, без явного влияния культурной среды. Не навязанные взрослыми, которым, понятно, удобнее иметь дело с покорными трусишками; не внушенные дворовыми друзьями, которые всегда рады поделиться ужасающей информацией, а те страхи, что приходили изнутри откуда-то непонятно почему и зачем.
моему поставщику сосновых благовоний.
который недавно позвонил и спросил, помню ли я про «истинное маслаждение».
который первым рассказал мне про удивительный телефонный номер: ноль-девять-до пяти.
который подарил мне замечательную формулу: «Дуракам коан не писан», после чего мы с ним покурили, поговорили и решили, что есть, строго говоря, всего два способа прожить человеческую жизнь.
которая давным-давно умерла.
который подарил мне на семнадцатый день рождения томик Пу Сун Лина и скрасил мое затянувшееся отрочество рассказами про духов, монахов и лис-оборотней.
которая любит звонить мне по телефону, рассказывать содержание своих снов и спрашивать: что это означает?
моему соседу по коммунальной квартире, хроническому алкоголику.
который спас мне жизнь и строго-настрого велел посидеть полтора месяца на диете (совсем, к слову, не жесткой).
автору первой популярной Теории Виртуальной Личности, которая, к слову сказать, совершенно меня не устраивает.
которая однажды сказала, что выдуманные персонажи вроде меня и еды настоящей не заслуживают. И приготовила мне самый настоящий Завтрак Мистификатора.
который прежде меня увидел тайную, темную сторону Петербурга и поведал о ней всем, кто имеет очки, чтобы читать (но не глаза, чтобы видеть).
который своевременно помог мне разобраться с вопросами жизни и смерти – насколько это вообще возможно.
на чьей кухне мы полночи обсуждали особый, утонченный идиотизм человечьего бытия: мы все (и сам Р. Т. – иногда, и я тоже – часто) живем так, словно бы это первая попытка в спортивном соревновании или плановая репетиция в провинциальном театре. У примадонны из-под юбки выглядывает нечистая комбинация; герой-любовник смердит застарелым перегаром; прочие и вовсе не выучили текст, понадеялись на суфлера – а ведь такой должности вовсе нет в штатном расписании: сократили ее экономии ради, еще много столетий назад.
которая рассказала мне две славные истории про поиск, цель, путь, победу и поражение.
с которым мы долго думали: как нам обустроить хомосапиенса? Ибо все происходит у человеков неправильно.
с которым мы однажды говорили о том, что некоторые вещи, если их вовремя не описать словами, не высказать вслух, не размножить на всех мыслимых и немыслимых ксероксах, так и не родятся, останутся несбывшимися.
который рассказал мне дивный случай из чужой прекрасной жизни.
которую занятые родители отправили на лето в деревню к прабабушке. Старушка, как это принято в наших широтах, добрая душа и религиозная дурища.
которая не смогла отпроситься у мамы и переночевать у меня 7 ноября 1981 года. И, как выяснилось позже, правильно сделала.
который был рядом, когда в доме моем впервые завелся зверь яибусь.
что привязалась ко мне однажды за городом в ходе вымороченного, чужого именинного пикника. Девочка тоже была совершенно чужая; даже имени ее не знаю.
которая помогла мне понять, что все мои странствия были погоней за запахами.
который однажды, напившись до утраты стыда и обретения памяти, рассказал мне о своем детстве, куда более паршивом чем в среднем по стране.
которые оставили мне в наследство лютый нрав да огненный взор – и, увы, ни единой сабли.
после беседы с которым мне приснился сон следующего содержания:
которая не единожды гримировала меня и прекрасно знает, что поверх лица у меня находится рожа. Она вполне заурядна, зато подвижна, растяжима и вполне бесстыжа.
который учил меня, злобное, малолетнее (в ту пору) существо, любить жизнь.
которые учились со мною в университете.
которая придумала дивную телегу про жизнь человечью. Рассказывает она ее так:
который отлично знает, что воспоминания – волшебная голубая таблетка от «сегодня».
которая сказала однажды: «Не люблю наркотики. Это слишком просто, как богу в церкви молиться».
которая потратила восемь минут своей единственной и неповторимой жизни, чтобы уговорить меня возлюбить Пушкина превыше всех мастеров словесности.
с которым мы отправились гулять в Серебряный Бор в самом начале апреля.
самой красивой девочке в классе, в школе и, возможно, вообще в мире.
с которым мы раскопали в шкафу брошюру с буквами так называемой «семафорной азбуки», – это когда моряки флажками машут.
которая почему-то совершенно уверена, будто в прошлой жизни автор этих строк был Оле-Лукойе.
который учил меня играть в шахматы да так и не выучил. Очень, надо сказать, сердился и все спрашивал: «Почему ты не хочешь меня победить? Надо хотеть!»
который все обещал взять меня на охоту, да так и не взял.
который однажды позвонил мне домой да так не вовремя, что телефонный звонок застал меня на пороге.
вместе с которым мы зимовали в городе Невьянске, в ночь с 1984 на 1985 год.
который рассказывал мне о своем опыте игры в рулетку.
которая знает, что у меня закончились сны.
которая теперь, думается мне, знает о грибах много больше, чем я.
который когда-то, давным-давно, рассказал мне, будто в исламской традиции никогда не было принято побираться под тем предлогом, что деньги нужны для паломничества к святым местам.
который был моим соседом и (позже) одноклассником. Мы жили в соседних подъездах, оба на втором этаже; комнаты наши, как мы быстро обнаружили, были разделены стенкой. Это подарило нам ни с чем не сравнимую радость перестукивания. Азбуку Морзе мы, конечно, не знали, поэтому стучали просто так, лишь бы стучать.
который выращивал крокусы и никогда не гонял меня от своего забора: стой, смотри, сколько влезет. А однажды разрешил зайти в сад, понюхать сиреневые и оранжевые цветы, потрогать их украдкой, уйти восвояси, шмыгая носом от почти невыносимого счастья.
вместе с которым мы нечаянно выяснили, что 1 февраля отмечается Всемирный День Московского Демона. Ну, или не Всемирный. Просто – День Московского Демона.
который целый месяц не мог дождаться от меня трех с половиной строчек так называемой «официальной биографии».
который умел готовить абрикотин – домашнюю абрикосовую наливку, самый вкусный алкогольствующий напиток, который мне когда-либо доводилось пробовать.
которая на руки мне глядела, карты раскладывала, жидкий воск в чашку лила и почти официально подтвердила, что у меня и правда девять жизней. Почти как у кошки.
который первым ознакомил меня с теорией Дарвина о происхождении видов.
который, помнится, всегда удивлялся: какое же количество философских телег, религиозных догм, моральных принципов и прочей литературно-художественной мутотени повыдумали люди, чтобы иметь возможность Спокойно Пить Водку, всей полостью головы ощущая Собственную Правоту.
с которой мне удалось однажды поговорить о метафизическом ужасе. (А вы, доктор, кончайте ухмыляться, слушайте внимательно: вас это тоже касается. Вас, собственно, в первую очередь.)
который говорил мне в отчаянии:
без которой моя учеба в старших классах средней школы была бы совсем уж безрадостным и бестолковым занятием.
который вдруг, ни с того ни с сего подсел за мой столик и рассказал отличную не то байку, не то притчу, не то просто сказку.
в которую я порой вглядываюсь, следуя общеизвестному рецепту. Жду, когда же она, бездна, начнет вглядываться в меня. Мне ведь обещали, что так будет! Ну вот я и стараюсь.
Я иногда совсем теряю голову и пишу ей дурацкие записки, с утра пораньше, спросонок, глаза не продрав.
который спрашивал, срываясь на крик: «Когда я вернусь в Гавану, а, суки? Когда я вернусь в Гавану 1928 года? Ну, что же вы молчите, вам нечего сказать?»
который проводил меня на Киевский вокзал 6 ноября 1987 года и погрузил в вымороченный дополнительный поезд Москва-Одесса, осененный сложным трехзначным номером.
которая нянчилась со мной в холерное одесское лето 1970 года, поила водой пополам с вином, кормила пилюлями, выходила, вернула к жизни, а заодно прочитала мне вслух длинную сказку Погорельского про Черную курицу и подземных жителей.
с которой мы однажды трепались о том, что, дескать, не бывает счастливых людей (т. е. счастливых тем счастьем, которое они сами готовы считать таковым), бла-бла-бла, – мой не то чтобы любимый, но не раз объезженный конек.
которых нужно было отвезти из Измайлова на Воробьевы горы в ночь весеннего равноденствия, 21 марта. В результате примерно в 06:30 утра (время восхода солнца в Москве) на Третьем транспортном кольце, между съездом на Бережковскую набережную и Кутузовским проспектом мне был явлен языческий бог Ярила во всей своей солярной красе.
благодаря которому мне довелось ощутить привкус сбывшейся мечты.
которая не объявлялась года полтора, а то и больше, а потом вдруг позвонила однажды ночью.
которые зачем-то пишут мне письма и задают вопросы.
который говорил, что, когда вырастет, станет отмечать все праздники, указанные в календаре, даже День работников легкой промышленности.
чьи ежеутренние страдания подвигли меня придумать и провозгласить вот эту декларацию прав совиного народа:
который говорил, что жизнь человечья бывает двух разновидностей: или просранная, или проебанная.
которая показала мне живого гермафродита.
которая однажды, выпив молодого вина, стала нежная, с бездонными глазами. Подошла ко мне, обняла, голову на плечо положила, только что не замурлыкала.
которая вечно говорила: «Поступай с другими так, как ты хочешь, чтобы поступили с тобой».
который позвал меня на помощь, когда пересаживал рыбок из одного аквариума в другой.
благодаря которой мне стало известно о существовании евреев.
который много думал о смерти и меня приохотил.
которая говорила, что я никогда не повзрослею. И, по счастью, оказалась совершенно права.
которую все прочие обитатели коммунальной квартиры называли баба Лиза.
которая очень старалась научить меня бесстрастно выслушивать глупости, которые говорят порой хорошие, в сущности, люди.
с которой мы в последнее время часто говорим о страхах.
который учился у меня играть в нарды.
чье письмо однажды приснилось мне под утро. На мятой линованной бумаге было написано примерно следующее:
с которым мы пили розовое молдавское вино в августе 91-го. И как могли учили друг дружку ничего не бояться.
которая живет там, где меня больше нет.
которая мечтает поскорее вырасти и пойти работать в библиотеку. Дуся пока совсем маленькая и не знает, что некоторым мечтам лучше бы не сбываться.
который предостерегал меня от гендерных обобщений еще в ту пору, когда мне и слово такое было неизвестно.
который пока учится в школе. И там ему всякие глупости про жизнь рассказывают, в точности, как когда-то нам.
которая учила меня терпимости и толерантности.
который на мою презрительную реплику: «Да это же избитая истина!» – обычно отвечал: «Некоторые истины нужно забивать насмерть».
которая очень хотела узнать, как меня зовут на самом деле.
которая ничего пока не знает о любви. Не понимает пока, что двум нежным органическим существам, ебущему и ебомому, следует иметь в виду: все могло бы сложиться иначе. Ну, то есть они вполне могли бы оказаться в иной какой-то позиции.